Нервный вздох облегчения прозвучал единым аккордом в пассажирском салоне ТУ-104,когда серебристый лайнер коснулся бетонной полосы и слегка подпрыгнув, покатился по дорожке, сопротивляясь встречному потоку всей мощью своих турбин. Кто-то перекрестился, а миловидная соседка по креслу стала спешно натягивать на себя кожаную куртку, слегка зацепив мое ухо отполированным кончиком наманикюренного мизинца. " Просьба пассажирам оставаться на своих местах до полной остановки самолета и выхода экипажа”- прохрипел неразборчиво громкоговоритель. Заработала принудительная вентиляция, выдувая из каналов воздуховодов наслоившийся никотин.
Это были еще те времена, когда во время полета разрешалось курить. Легкий озноб пробежал по телу, как первая ласточка зарождающейся простуды. Сказывалось брожение по октябрьской Москве в легком болоньевом плаще под пронизывающим ветром. Неприятный инцидент, произошедший в стеклянном переходе Внуковского аэропорта и приведший в местную кутузку постепенно выветривался из памяти вместе с алкогольными парами. " Хоть бы у Ленки работал телефон "- промелькнуло в сознании. Не обремененный багажом, я стал энергично протискиваться к выходу. Одесса встретила теплой моросью. Состроив непроницаемую гримасу, с невозмутимым видом занятого человека проследовал через нахальную толпу таксистов к конечной остановке 29 маршрута в надежде на последний дилижанс. Ведь в кармане – жалкая мелочь, а путь пешком до улицы Космонавтов, при развивающемся недомогании не представлялся реальным. Два телефона на остановке оказались с оторванными трубками, в третьей телефонной будке телефона не было вовсе. С нарастающим бешенством запрыгнул в закрывающиеся двери автобуса. К счастью, на проезд удалось наскрести. Пустая квартира встретила застоявшимся запахом недавнего ремонта. Поспешно сбросив ботинки и не снимая плаща подскочил к телефону . Слабый звук радиоточки доигрывал последние аккорды Национального гимна. Ленкин телефон раздражал ровным постоянством безответных длинных гудков. Энергетическая поддержка Внуковского ресторана иссякла, а в самолетах на внутренних линиях кормили только, если полет длился три часа и более. Голод усилил головную боль, а пустой, если не считать пол баночки горчицы, холодильник не прибавлял оптимизма. Нашел в кухонном шкафчике тарелку с панировочной мукой, кое-как залепил из нее подобие клецек, залил водой, благо, что воду еще не успели отключить, и поставил на газ. В аптечке нашел две просроченные таблетки анальгина. От озноба трясло, как в лихорадке. Не в силах раздеться и разобрать постель, завернулся в одеяло и прямо в кресле провалился в дрему .
Вернул к действительности непрерывный, как бы издалека, звонок входной двери. Комната плавала в разводах сизого дыма, резко ощущался запах горелого, это вода выкипела из кастрюльки и клецки превратились в уголь. Голова звенела , как наковальня и к горлу подступила противная тошнота. После бурного объяснения с соседями, которые, фактически, спасли мне жизнь и благополучие коммунального хозяйства, я захлопнул дверь перед носом соседки с верхнего этажа, невзлюбившей меня после того, как у меня появился магнитофон и битловские Сержант Пэперс и Эбби Роуд будили ее по утрам завышенными децибелами. Во рту ощущалась сухость, сильно хотелось пить, часы показывали два, а воду включали не раньше шести. Спасительная мысль пришла не сразу, я отодвинул чугунную крышку сливного бачка от унитаза и кружкой зацепил живительной влаги. Стало чуточку легче, Я открыл все форточки и балконную дверь, давая возможность пневмонии захватить мой организм целиком и полностью. Попытки отыскать градусник не увенчались успехом, я чувствовал жар во всем теле, но было , почему-то , холодно. Звук от проходящего под окнами дежурного троллейбуса вернул меня к действительности, я закрыл окна и балкон и на дрожащих ногах добрался до постели. После полубредового состояния охватившего меня, забылся под утро глубоким сном и проснулся весь мокрый от пота в серых сумерках, уже ноябрьского утра. Ощущая сильную слабость, встал под упругие струи освежающего душа, благо горячую воду, в канун ноябрьских праздников включили вовремя. Ленкин телефон монотонно отвечал длинными гудками. Я вдруг вспомнил, что иначе и не может быть, ведь ее отец работал главным технологом на заводе Продмаш, который был расположен через дорогу и телефон ему установили через заводской коммутатор, а так как на праздники завод не работал, то не работал и телефон. Ситуация становилась критической. Деньги, которые мне выделили родители, когда я покинул их в Уварово, у моей бабушки, соврав, что мне нужно срочно ехать в Одессу, легкомысленно остались в барсетке приветливой официантки ресторана во Внуково. Чтобы пожить с Ленкой несколько дней самостоятельно, я выдумал для родителей, с которыми мы гостили у бабушки историю о, якобы, забытых контрольных работах в ОВИМУ, где я учился на заочном. Итак, родители будут не раньше чем через неделю, Ленкин телефон не работал, физическое состояние организма, чтобы добраться с Черемушек в Лузановку, было сомнительным, а отправить срочную телеграмму в кредит по телефону я не догадывался. К тому же, я тогда еще не знал точного Ленкиного адреса. Ленка была не просто моей девушкой, она была мамой, которая всячески опекала меня, потакая эгоистическим ноткам моего характера.
Вынужденная отказывать себе в мелких девичьих радостях с семилетнего возраста, когда родился ее младший братец, и которого она досматривала, так как в детские учреждения его не отдавали, она, не по возрасту, приобрела опыт материнства и всю свою заботу и любовь перенесла на меня. В отличие от меня, Ленка не чуралась монотонной, нудной работы. Я с удивлением наблюдал, как она терпеливо распутывала рыболовную леску запутанную бьющейся ставридкой во времена наших совместных рыбалок, когда я готов был со злости выбросить в море снасти.
Выбирала из кулька наиболее крупные креветки для меня, когда мы смотрели на стадионе футбол, который она совсем не любила, но ходила ради моего удовольствия.
Разбирала и решала нудные задачки по черчению в моих контрольных работах.Ленка была удивительно терпелива и талантлива от природы. Ей мастерски удавалось постигать замысловатые петли и узоры в вышивке и вязании на спицах, одолеть кройку и шитье и, с первой попытки, безукоризненно, по ниточке вести катер, на котором я работал матросом, ориентируясь на макушку крыши оперного театра, с тем, чтобы точно попасть в западные ворота порта. Ленка, по окончании работы в филиале академии наук Украины, что находился на спуске Ж. Лябурб, стремительно мчалась на морвокзал, чтобы принести мне на короткий заход в порт по расписанию, горячий шашлык в тарелочке из фольги, купленный по дороге . Короче это была моя Ленка, которая на крыльях бы прилетела, чтобы вытащить меня из беды. Диспетчер портофлота по телефону ответил мне, что катер Пионер, где я работал и, с которого ушел в отпуск перед началом осенней сессии в ОВИМУ, находится на ремонте, после окончания летней навигации. В зимний период, когда пассажироперевозки заканчивались мы работали в структурах : Трансфлот, Инфлот и куда пошлют. В ремонт спешить не хотелось. Я позвонил в бухгалтерию Портофлота в слабой надежде получить по депоненту сколько-нибудь денег ( такое случалось часто) и депонент всегда был приятной неожиданностью, но ответом были надоевшие, длинные и безответные гудки в трубке.
Голод все настойчивее напоминал о себе. Звонить корешам было бесполезно. Лучший дружок Жека осваивал курс молодого бойца где-то под Тирасполем, Отелло, прозванный так Вовкой Мокренко непонятно за что, отошел от нашей четверки с момента поступления в Водный институт, сам Вовка, после окончания военного училища кормил москитов в Кара-кумах, а к Игорю, после недавней пустяковой размолвки звонить первому не хотелось. Эх, Игореша, Игореша, если бы я тогда знал, что твое верное сердце через восемь лет отсчитает свой последний удар на скоростной загородной трассе под Калининградом.
Дозвониться удалось только Верке, бывшей подружке Жеки. Верка явилась в полдень, принесла пачку печенья и два яблока, которые я тут же съел , и кучу ничего не значащих новостей. Верку я не любил за то, что она в разговоре " теряла собеседника.”
Она обозначала тему и, когда собеседник, увлеченный ее показным вниманием входил в раж дискуссии, вдруг бестолковым отвлеченным вопросом убивала всякую охоту для ее продолжения. И как только Жека мог выдерживать ее полтора года?
С облегчением выпроводив Верку, я понял, что не доживу до следующего дня, если не поеду в Лузановку и стал собираться. Но выбраться удалось лишь к вечеру так как заявилась моя тетушка, некстати, потому, что я спешил и к стати, что удалось расколоть ее на десятку рублей. Полоса невезений продолжилась, когда в районе мясокомбината в кабине водителя трамвая что-то вспыхнуло искрами и запахло горелой резиной. Кое-как дотянув до остановки Ярмарочная, водитель объявила : " Трамвай дальше не идет, пассажиров не берет”- и , распахнув все двери и выпустив пассажиров, ушла на кольцо в обратный путь. Проклиная все трамваи города вместе взятые и сгорая от нетерпения, дальнейший путь продолжил пешком. Я шел по мягкому, после осеннего дождичка грунту и на каждом отпечатке следа, в районе каблука оставалось четкое изображение гривастого, улыбающегося льва. Лев был выдавлен на подошве моих французских туфель, которые удалось купить в колоссальной очереди московского Цума, еще по пути в Уварово. Злой как лев и слабый, как кролик, наконец, уже в сумерках, я у цели. Отворивший дверь Ленкин отец сухо ответил, что Ленки нет и не стал вдаваться в подробности. Пришлось вежливо откланяться. Представительная внешность Ленкиного отца всегда вселяла в меня робость. " Гуляет по вечерам в мое отсутствие”- чувство ревности охватило крепко и неотступно. Я решил дождаться Ленку, чего бы мне это не стоило и устроился на дворовой скамейке напротив окон Ленкиной квартиры. Появившаяся откуда ни возьмись соседская девчушка слегка облегчила страдания вдруг заявив :” А Лена пошла в баню.” Трехэтажный сталинский дом не был подключен к городским коммуникациям, что не позволяло жителям пользоваться собственной ванной. Темнота осеннего вечера сгустилась постепенно но основательно. Я сидел на жесткой, дворовой скамейке, вдыхая запахи близкого моря и, невольно, изредка улавливал отдельные фразы веселой перепалки девушек и ребят, которые сидели на такой же скамейке неподалеку. Ленка появилась внезапно, но я узнал ее сразу при тусклом свете квартирных окон. Ее точеная фигурка приятно оживила мрачный окружающий пейзаж. Сам до сих пор удивляюсь, как ей удавалось застегнуть на талии вдвое сложенное ожерелье искусственного жемчуга. При этом, Ленка не была шкилей, но осиная талия резко контрастировала с плавными округлостями бедер и ягодиц. Я негромко ее окликнул, но она, не узнав меня в темноте прошла мимо к соседской скамейке. Ленка, какое-то время, о чем-то болтала с группой молодежи.
Я терпеливо ждал и минуты тянулись нескончаемо долго. Наконец, попрощавшись и направившись домой, она присмотрелась к тому, кто окликнул ее вначале. В следующий миг она трепетала в моих объятиях, повторяя : "Вик, любимый, ты приехал.” И порыв этот был настолько искренен, и от чистых Ленкиных волос пахло шампунью, что ревность моя развеялась, как легкий туман. Это был, наверно, самый счастливый момент моей жизни.
А через пол - часа мы уже сидели рядом в дребезжащем салоне старого трамвая, направляясь ко мне на Черемушки. Ленка, прижавшись, щекотала своими мягкими губами где-то в районе уха. Возле ног, полновесным объемом покоилась сумка со всевозможной снедью, подкрепленная бутылкой крымского вина Черный доктор, которую Ленка, несомненно, стащила из отцовской коллекции. Я стал медленно проваливаться в райское блаженство, ведь рядом со мной была моя Ленка, а впереди была целая жизнь…